— Осиротели мы с тобой, старик, — часто говорила опечаленная Харитина Львовна. — Да и путешествия эти, сказать по правде, замучили. Просился бы в отставку, что ли… Поехали бы с тобой на родную Полтавщину, купили бы домишко, сад развели вишневый. Я бы огород посадила, а ты бы удил рыбу…

Семен Петрович на это неизменно отвечал одно и то же, сводя разговор к шутке:

— Рано, старуха, хочешь видеть меня в роли деда Щукаря. Есть еще порох в пороховницах!

И правда, невзирая на свой возраст, он еще выполнял на реактивных самолетах фигуры высшего пилотажа без противоперегрузочного костюма. Ни один врач не мог придраться к его здоровью — оно было безупречным, если не считать зрения, которое понемногу начинало сдавать.

Харитина Львовна таила надежду оставить Лилю при себе и там уже, где они поселятся после отставки мужа, взять в дом зятя и жить всем вместе. Но вот пристает этот летчик с бакенбардами… Все по телефону вызывает… Выйдет за него Лиля и полетит по свету — только ее и видели!..

В этот вечер она собиралась поговорить с мужем, посоветоваться, но как-то не решалась. Да и разве он даст хоть слово сказать? «Чушь несешь, старуха», — отмахнется. Она его хорошо знает!

Поздно вечером, когда Семен Петрович прикорнул на кушетке у себя в кабинете, она позвала Лилю в спальню, велела плотно притворить дверь.

— Тебе нездоровится, мама?

— Нет, ничего, Лиля! — Она помолчала, подумал, а потом поведала дочери о своих надеждах и планах на будущее.

— Ну что ты, мама! Я и не помышляю о замужестве. Мне ведь еще год учиться…

— Смотри, Лиля! Не дружи ты с этим, который с бакенбардами… Увезет он тебя…

— Нет, мама, не увезет, — ответила Лиля и почему-то вспомнила о Поддубном. Ей стало как-то неприятно от этого неожиданного воспоминания. Она забралась к матери под одеяло, прильнула к ней. Ей, как в детстве, хотелось уснуть возле матери. Но в голову одна за другой лезли непрошеные мысли. Особенно тяжело ей было от сознания, что Телюков обязательно явится завтра провожать ее.

И он действительно явился, как только Лиля и Харитина Львовна сели в машину, чтобы ехать на станцию.

— Счастливого пути, Лиля! — сказал он, поздоровавшись.

— Спасибо, — сухо ответила девушка.

Проводив взглядом машину, Телюков поспешил на утренние занятия по физической подготовке.

Летчики строем отправились на спортивную площадку.

Вскоре прибыл и полковник Слива. Он с молодых лет сохранил любовь к спорту и каждый раз внимательно наблюдал за тем, как его подчиненные выполняют упражнения. При этом он часто бросал насмешливые, а иногда и сердитые реплики:

— А ну, кто там запутался в колесе, как муха в паутине? Духу не хватает разогнать качели? — кричал он летчику, который действовал вяло.

Иногда, желая представить наглядно, а чаще дабы пристыдить какого-нибудь увальня, полковник обращался к старшему лейтенанту Телюкову, лучшему спортсмену в полку:

— Показать класс!

Телюков чувствовал себя на спортплощадке как рыба в воде. Ловкий, сильный, смелый, он соколом взлетал на снаряд и начинал выделывать такое, что дух захватывало у тех, кто наблюдал за ним.

— Вот это да! Это — класс! — Семен Петрович притоптывал от удовольствия ногой. — Вот как надо работать, тогда и в воздухе соколами себя почувствуете. Понятно?

Летчики знали, что в такой момент с полковником можно и пошутить:

— Товарищ полковник, покажите теперь вы класс, — предлагал кто-нибудь из них.

Семен Петрович хмурился?

— Это при моих-то годах и комплекции?

И все же, засучив рукава, становился в колесо и начинал раскручивать его. Летчики собирались вокруг. Тихонько смеялись, отпускали шутки. Полковник раскручивал все быстрее и быстрее.

— А вы еще на качели, товарищ полковник, — подзадоривали его летчики.

— Ладно, будет! — отмахивался тот, доставая неизменную трубку. — Года не те. Укатали Сивку… Что теперь — поглядели бы вы на меня лет этак пятнадцать назад.

Майор Поддубный тренировался в составе первой эскадрильи. Между ним и майором Дроздовым как-то очень быстро установились дружеские взаимоотношения.

У обоих были одинаковые взгляды на современное обучение летчиков, оба были противниками упрощенчества.

Майор Дроздов давно уже, насколько позволяла субординация, «воевал» против Гришина и радовался, что в этой «войне» нашел в лице нового помощника командира надежного союзника.

Высокий, мускулистый, майор Дроздов, как акробат, прыгал на сетке. У Поддубного получалось хуже. Однажды он угодил мимо сетки и сильно ушиб колено. Зато гимнаст он был отличный.

— Мы принимаем вас, Иван Васильевич, в физкультурный коллектив своей эскадрильи, но с условием, что на соревнованиях вы будете выступать на нашей стороне, — сказал Дроздов.

Поддубный согласился.

После физкультурных упражнений летчиков ожидал завтрак, после которого они разошлись кто в учебный класс, кто на аэродром, кто в тир.

Полковник Слива вызвал Поддубного к себе в кабинет и, рассматривая плановую таблицу, сказал:

— Вам запланирован контрольный полет под колпаком. Намечалось, что вы полетите с Гришиным. Я имею намерение сам полететь с вами. Вы готовы?

— Так точно! — ответил Поддубный, недоумевая, почему вдруг командиру вздумалось лично проверять его.

Ехали на аэродром втроем: полковник Слива, Поддубный и Гришин. Навстречу дул прохладный утренний ветерок. Вдали виднелся залитый солнечными лучами Копет-Даг. Под колесами шуршал песок. Гришин молча просматривал газету, а полковник попыхивал своей трубкой.

«Спарка» стояла на линии предварительного старта, поблескивая на солнце фонарями кабины и отсвечивая лаком. К полковнику подбежал техник:

— Самолет к вылету готов! — отрапортовал он.

Полковник осмотрел кабину, поднявшись по красной лестнице, проверил заправку баков и, найдя все в полном порядке, расписался в контрольном листе.

— Потренируйтесь в кабине минут десять, — сказал он Поддубному. — Сиденье подгоните по своему росту.

— Есть! — ответил Поддубный и опять подумал: «Не иначе как Гришин накапал».

Полковник пошел на СКП, отдал там необходимые распоряжения Гришину и возвратился ровно через десять минут. Он натянул на голову шлемофон, подвязал к горлу ларингофоны, сел в кабину, нацепил на колено планшет.

— Полетели?

— Я готов.

Полет под колпаком — это полет в закрытой шторками кабине. Выполняется он примерно так: летчик садится в переднюю кабину, а инструктор в заднюю. Самолет взлетает, выходит за границу большого круга над аэродромом и переводится летчиком в режим горизонтального полета. В это время летчик (конечно, и инструктор) проверяет работу авиагоризонта и других пилотажно-навигационных приборов. Убедившись, что приборы работают безотказно, летчик, выдерживая заданную вертикальную скорость, набирает высоту. После команды инструктора «Закрыть шторки, беру управление» летчик закрывает кабину и одновременно устанавливает заданный режим полета.

Таким образом, летчик находится в закрытой, а инструктор в открытой кабинах.

— Берите управление самолетом на себя, — командует инструктор по СПУ, и летчик начинает пилотаж.

Следуют команды:

— Курс такой-то, в зону…

Летчик ведет самолет в зону.

— Вираж правый, крен 30 градусов…

— Вираж левый, крен 30 градусов…

— Снижение с вертикальной скоростью столько-то метров в секунду, до высоты такой-то…

— Набор высоты…

— Разворот с набором высоты…

Так все время инструктор подает команды, а летчик выполняет их, ориентируясь в полете исключительно по приборам; он не видит ни земли, ни неба. Случается, летчик допускает такие грубые ошибки, что инструктор немедленно берет управление самолетом в свои руки. Такого летчика не выпускают в самостоятельный полет ни ночью, ни днем в облаках. Ему дают дополнительные контрольно-провозные полеты под колпаком, пока он полностью не овладеет так называемыми слепыми полетами.

Майор Поддубный имел первый класс, который дает летчику право летать днем и ночью при любых метеорологических условиях. Он отлично владел полетами по приборам, имел большой налет ночью, так как служил за Полярным кругом, где ночь длится несколько месяцев. Все это знал полковник Слива и не сомневался в успехе своего помощника. Но то, что Поддубный показал в этом полете, превзошло все его ожидания.